Главная » Статьи » Мои статьи |
Голову Семёна Ивановича занимала одна мысль: где придется жить и работать дальше. Пожалуй, все равно где, только бы работать, да сталь выделывать на благо России... — думал он. Сейчас Семён Иванович чувствовал себя более независимым. Тяжелые испытания, душевные потрясения, творческие поиски укрепили его дух. 14 января в столичной газете «Северная почта» появилась заметка, где сообщалось, что Бадаев «как изобретатель сего способа, желая открыть оный на пользу общую», сказал, что «он готов служить где угодно и открыть секрет свой, кому повелено будет». В феврале особых дел мастеру не поручалось. 8-го числа ему сообщили о вызове в Палату гражданского суда, не предупредив зачем. Всю ночь Бадаев не спал, но в палату прибыл без опоздания. Тут находился и подпоручик лейб-гвардии Преображенского полка Василий Сергеевич Рагозин, которому дали понять, что он должен лишиться своего дворового человека за умеренную цену. Спора не возникло, и Бадаева отпустили домой. Рагозин остался в обществе регистратора И. Шишмарева, коллежского секретаря В. Жукова и других должностных лиц. Писарь Поскочин старательно макал гусиное перо в чернила, сочиняя «отпускную». Она вступила в законную силу 9 февраля 1811 года. Текст ее гласил, что Рагозин дал «отпускную крепостному своему дворовому человеку Симону Иванову сыну Бадаеву, заплачено за него из казенной суммы 1800 рублей, которые я Рагозин в С.- Петербургской палате гражданского суда при совершении сей отпускной сполна получил, то уже ему Бадаеву в состоянии по записной книге сей отпускной быть вечно свободным и впредь до него как мне В. Рагозину, так равно и наследникам моим до него Симона Бадаева и до будущих от него потомков никакого дела не иметь и ни по чему не вступаться. Напредь же сей отпускной оный мой дворовой человек Симон Бадаев от меня никому не продан, не заложен, ни от кого ни в чем не укреплен и ни за что не отписан». Итак, Бадаев свободен. Отныне он на казенной службе и если зависим от кого-либо, то уже по-иному. Зависимость эту куда легче снести, чем прежнюю помещичью. Было решено хранить «Отпускную» как важный государственный документ в департаменте. Мастер шел домой самой короткой дорогой, спешил принести счастливую весть жене и сыну. Многие дни они не переставали радоваться, добрые предзнаменования теснились в груди. Наступала иная жизнь, непохожая на прежнюю. Отпала мысль, угнетавшая мастера, о необходимости расплачиваться с помещиком за «дарованную волю» своими средствами: ведь так было решено вначале в правительственных кругах. 15 февраля на совете Горного департамента вновь встал вопрос о выезде Бадаева. В журнал совета записано: «Когда Бадаевым решительно будет избрано удобное место для дела стали по его методе, ныне приступить к потребным для того приготовлениям» и «для научения дать ему двух способных слесарных или кузнечных учеников, разумеющих читать и писать, а рабочих давать сколько когда надобность воспотребует». В документе сохранялась форма, так как место работы было оговорено раньше. Еще в декабре 1810 г., в момент перехода Бадаева из ведомства полиции, в котором находился медицинский департамент, а следовательно, и завод хирургических инструментов, в горное ведомство, он был назначен на Воткинский завод Вятской губернии с жалованьем 1200 руб. в год. Окончательное же назначение на Урал состоялось 24 июня 1811 г.
На Воткинском заводе Для Бадаева выбор завода оказался весьма удачным. Здесь металлург-новатор достиг больших успехов, закрепил и развил свое мастерство. Перед поездкой на Урал с ним заключили соглашение: он должен был открыть свой секрет «на случай могущей быть с ним в дороге внезапной смерти, чтобы вместе с ним не погибло бы и его открытие, обещающее пользу отечеству». Из Петербурга Семен Иванович и его семья выехали в июле 1811 г. В помощники ему дали маркшейдера Широкшина и охранника, рядового горной команды Шляпникова. С выездом из столицы Бадаев поступал в полное распоряжение А.Ф.Дерябина как директора Горного департамента. Карета, запряженная парой лошадей, ехала на восток. Мелькали верстовые столбы, появлялись и снова исчезали мельницы-ветрянки, остроконечные шпили церквей. Бадаев ехал по направлению к Москве. В районе Коломны он посетил знаменитые места добычи огнеупорной глины и взял несколько пудов глины с собой. Путь следовал на Муром, Арзамас, Казань, где была сделана трехдневная остановка. Далее тянулся на многие сотни верст Сибирский тракт. Под колесами шуршала галька, по обочинам стояли густоветвистые березы. Далекий Урал стал казаться по-своему родным и близким. В Воткинск прибыли вечером — заминка с квартирой, знакомство с управителем завода. На другой же день Бадаев посетил завод, оглядел пруд, издалека окинул взглядом дома мастерских. Семён Иванович ознакомился с заводом, осмотрел сталеплавильную печь и нашёл, что она «пригодна разве лишь для обжига извести, а никак для дела стали». Так что пришлось ему всё производство сызнова. Первые образцы бадаевской стали оказались несколько хуже английской, но «пузырчатая (цементная) сталь была «превосходной доброты». В скором времени стряслась беда: жена, простудившись в пути, слегла в постель. Ее перевели в заводской госпиталь. Врач Воскобойников признал тяжелую форму простуды, но не смог найти эффективных средств лечения. Болезнь изо дня в день прогрессировала и вскоре привела к смертельному исходу. Хоронили немногие — новую семью на заводе мало кто знал. Отец и сын переживали семейную трагедию исключительно глубоко, но мужественно. Опыты продолжались. В 1814 г. по его методу было приготовлено около 5 тонн стали. Она нашла применение на монетных дворах при изготовлении штампов и на тульском оружейном производстве. В 1818 году произошли изменения в семейной жизни Семёна Ивановича. Растить сына одному становилось все труднее, и он решил жениться на приглянувшейся ему дочери унтершихтмейстера Наталье Москвиной. Брак оказался удачным. Мальчик быстро привык к мачехе, заменившей ему мать. В будничной сутолоке Бадаев много времени отдавал воспитанию сына. Умный и бойкий мальчик ценил беседы с отцом, заменяющие ему учебу. Но Бадаев понимал, что этого мало, стремился устроить сына в школу. И он добился этого: Алёша поступил в двухгодичную Малую горную школу при заводе, основанную в 1808 г. Дерябиным. Учеба давалась ему без большого труда; особую склонность он проявлял к рисованию. В школе Алёша научился читать, писать, освоился с черчением. По окончании ее он получил награду: за успехи в учебе инспектор подарил ему книги. Лето 1818 г. прошло в хлопотах. Бадаева все больше беспокоили трудности в работе, неудачи, а тут еще, как назло, болезнь коленных суставов. Приходилось по нескольку дней сидеть дома, тогда голову заполняли мысли о сыне. Весной он добился милости горного начальства — получил разрешение зачислить сына в Горный кадетский корпус. Наступило время отправки детей горных чиновников в Петербург. По заведенному порядку детей, собранных с уральских заводов, отправляли в столицу в середине лета с тем, чтобы они успели преодолеть более чем тысячеверстное расстояние, привести себя в порядок и без опоздания приступить к занятиям. В июле на Воткинский завод прибыла команда из нескольких мальчиков, возглавляемая офицером А. Мелеховым. Причисленный к команде Алёша Бадаев отправился в далекий путь. В Горном кадетском корпусе он учился восемь лет и, окончив его в 1826 г. (в некоторых источниках в 1927 г.), вернулся к отцу. В январе следующего года юношу зачислили в штат завода. За время учебы Алеши в семье появились две сестры, которых он долгое время знал лишь по письмам. Бадаева ценили в верхах, но местное дворянство – бюрократическое начальство – не особенно заботилось о его исследованиях. Администрация Воткинского казённого завода не была заинтересована в развитии сверх определенного соответствующим штампам и не считала нужным содействовать экспериментам. 22 июня 1823 г. человека, страстно преданного своему делу, официально утвердили смотрителем заводского госпиталя. В этой должности он пробыл около двух лет. Деревянное помещение госпиталя, построенное 20 лет назад и отстоявшее от завода на два с лишним километра, могло принять в случае надобности «без стеснения» до 125 больных. На обязанности Бадаева лежала забота о чистоте в госпитале, об обеспечении мебелью, ложками, ножами, тарелками, умывальниками и медицинскими инструментами. В летние месяцы Бадаев снабжал госпиталь лекарственными травами для настоя, хотя обычно эту работу выполняли лекарские ученики. На новом поприще Семен Иванович показал себя, как всегда, честным изобретательным тружеником. Но прежнюю должность забыть не мог, часто ходил на завод, не прерывал связи со стальным делом. В цехе продолжали трудиться его ученики и работники, к тому времени уже 11 человек. В 1824 г. они приготовили свыше 100 пудов цементированной и свыше 5 пудов литой стали. Мастер все ждал, когда он соединится с ними, возьмет в руки драгоценные для него прутки и полосы металла. В 1825 г. на заводе было организовано Горное научно-техническое общество. Состав членов Общества был невелик. Председателем стал управляющий завода Нестеровский — умный и энергичный горный офицер, который быстро наладил работу. Сохранилось много архивных данных о работе Общества. Его члены, что было удивительно для того времени, взялись исследовать геологию обширного призаводского района, искать рудные месторождения, о наличии которых свидетельствовали некоторые признаки, составлять карту месторождений. При этом они занимались розыском старинных сведений о том, где и как залегают полезные ископаемые, расспрашивали старожилов. Заседания Общества происходили еженедельно по заранее составленной программе. Так, на одном из заседаний обсуждали колотушечный цех, описание которого составил выпускник Горного кадетского корпуса практикант А. Кованько. Изучение производства стали возложили на Алексея Бадаева, сына мастера. Он выполнил это задание, но не полностью. В частности, он установил, что расценка на томленую сталь как исходную для получения литой могла быть уменьшена на 2 руб. 12 коп. с пуда. Девять рабочих в год могли выработать более 1000 пудов такой стали. Бадаев счел эти цифры весьма обнадеживающими. Но его дела обстояли далеко не блестяще. 29 ноября 1826 г. Бадаева назначили асессором Воткинского военного суда и продержали на этой должности полтора года, до 1 мая 1828 г. А затем, когда Воткинский завод был выделен в самостоятельный округ, Бадаев остался без должности. Только благодаря вмешательству начальника Уральских горных заводов он вновь был включён в штат. Работа в суде изрядно расшатала нервы мастера, он стал часто болеть. Но это не мешало ему быть в курсе всех дел своей артели, в которой трудились выученные им мастеровые: Е. Зайцев, А. Вострокнутов, А. Фертиков, Е. Варламов и др. Под его руководством они провели несколько удачных опытов по сплавке стали с серебром. Непосредственную помощь мастеру оказывал его сын. Производственные неустройства не влияли на характер мастера. На работе и дома он всегда оставался ровным, благожелательным, твердым в своих принципах. Семен Иванович очень уважительно относился к людям, не мог выносить самодурства в быту, строго осуждал бесчинство, грубость и ложь. В 1828 г. Бадаева переводят на старую должность. Надо ли говорить о радости мастера, вернувшегося к любимому делу. В него как бы влились новые молодые силы. Со всей энергией он принялся заготовлять сырье, материалы, составлять шихту. Вскоре артельщики под его руководством произвели опыт с цементированием стали. Выработка стали нарастала. Этому способствовали новые изыскания Бадаева. Так, он увеличил объем ящиков: вместо 75 ящики стали вмещать 100 пудов. Использование таких ящиков повышало производительность труда и снижало себестоимость продукции. Тогда же была увеличена емкость плавильного горшка: 10 фунтов вместо 6; повышена температура раскаливания горшков в печи, что на 30% сократило продолжительность плавки. Ручные меха и плавильный горн с решеткой и зольником постоянно обслуживали мастер, подмастерье и четыре работника. Стальные бруски начали делать более короткими. Очевидно, в эти годы Бадаев стал применять флюсы: в архивных документах упоминается, что знание состава смеси, в частности флюсов, позволяло мастеру получать сталь с заданными свойствами. Неплохо оборудованная к тому времени стальная фабрика работала полным ходом. Стучали молоты, в ларях бурлила вода, полыхали горны. В 1831 г. воткинская сталь отличилась еще один рае. В мае-июне в фешенебельном зале московского дома «Благородного собрания» была выставка мануфактурных изделий отечественных заводов. Бадаевская сталь заняла на выставке почетное место. Посетители подолгу рассматривали уклад, пузырчатую, рафинированную и литую сталь воткинских умельцев. Особенным вниманием пользовались готовальни хирургических инструментов и отдельные стальные предметы, сделанные самим Бадаевым. Экспонаты выставки послужили доказательством того, что русская сталь различных сортов и наименований отныне прочно освоена. Бадаев получил знак отличия «За беспорочную работу». В 1937 г., когда будущий царь Александр II посетил Воткинский завод, Семён Иванович был болен и не мог быть ему представлен. Начальник завода, И.П.Чайковский, представил наследнику только сына Бадаева, который в то время тоже служил на Воткинском заводе. В мае 1839 г. из Петербурга прибыла очередная почта. В циркуляре главного начальника уральских заводов предлагалось принять участие в выставке отечественных мануфактурных произведений, организуемой в Петербурге в августе. И.П.Чайковский сразу же решил воспользоваться этим для рекламы воткинской стали и активно, с душой взялся за дело. Он неоднократно совещался с Бадаевым, созывал смотрителей цехов, и работники завода не подвели его. В самый короткий срок были изготовлены и своевременно посланы в Петербург куски стали и стальные предметы. На выставке на них засматривались чиновники Горного департамента и штаба Корпуса горных инженеров. По свидетельству специалистов, воткинские изделия «заслужили особенное внимание и одобрение» и Воткинский завод по разнообразию и доброте предметов является исключительным на Урале. В октябре из Петербурга на завод поступил похвальный документ, в котором была выражена благодарность Чайковскому. Выставка послужила стимулом к развитию стального дела на Воткинском заводе. За короткое время выработка стали значительно увеличилась, а ее стоимость снизилась: воткинская сталь продавалась вчетверо дешевле английской. «Нет сомнения,— пишет Чайковский,— что с увеличением требований, а вместе с тем и выделки цена ее удешевится» . К лету 1840 г. он поручил Бадаеву приготовить несколько пудов стали «лучшего качества и по возможности дешевле». Стальная артель в составе 14 человек справилась с этим заданием, и сталь в кусках и в виде различных предметов впервые за свою долгую историю попала на Нижегородскую ярмарку. Там она произвела самое хорошее впечатление на представителей деловых кругов, среди которых были и заграничные коммерсанты. Отзывы некоторых из дельцов были восторженными. Один из них писал: «Сталь Воткинского завода настолько хороша, что если ее можно покупать по выставочной цене, «то английская сталь будет совершенно не нужна». Другой предприниматель испытал сталь и тоже признал ее превосходной: «Может для лучших изделий заменить английскую». Эти приятные новости доходили до завода и вселяли в душу мастера чувства гордости и радости. Но судьба всегда была жестока к нему: как раз в это время Семён Иванович начал терять зрение. Он уже не мог читать журналы, с большим трудом разбирал конторские записи. Дойти с завода до дому он мог лишь засветло. На подписном листе на газету «Посредник», издаваемую магистром философии С. М. Усовым и посвященную изобретениям и открытиям во всех отраслях промышленности, он с горечью написал: «По слабости зрения я не могу пользоваться чтением газеты». Тем временем сталь Бадаева продолжала завоевывать признание, все глубже проникая в промышленность страны. Прогрессивная Россия начинала гордиться бадаевской сталью, круг заводов, занимающихся ее испытаниями, неуклонно расширялся. В 1841 г. с Александровского литейного завода поступило донесение начальнику штаба Корпуса горных инженеров о резцах и других инструментах, сделанных из воткинской стали. В донесении говорилось, что инструменты «также стойки, как бы сделанные из английской стали, и хороши... Если сталь недорога, то оною можно было бы при употреблении инструментов, действующих от руки или машины, заменить в большем количестве английскую литую сталь». В лаборатории Технологического института из бадаевской стали сделали «резцы для машинной и ручной точки и строгания металлов, и по испытании их сталь эта оказалась весьма хорошего качества». Одновременно широкие испытания стали произвели на заводе медицинских инструментов: «При ковке бритв, анатомических скальпелей и ножниц заметно было, что толстая полоска несколько мягче английской. При пиловании незаметно было никакой разницы от английской стали». Летом 1842 г. Бадаев применил новый способ закалки стали и изготовил из нее топор, струг, стамеску, резок из железа, наваренный литой сталью, две бритвы, обоюдоострый лекарский нож, два разномерных ланцета и два куска литой стали, сваренные между собой. Столярные инструменты и сталь отправили в Технологический институт, а лекарские — на завод медицинских инструментов. Директор института сообщил, что инструменты «были употреблены в работы мастерских института и, будучи весьма хорошего качества, выдержали прочность свою во всех приемах». Из сваренных кусков стали сделали сверла, «которые при употреблении оказались также весьма хорошими». Трудные годы подорвали здоровье. Да и глубокое горе оставило свой след — скончались обе его дочери. Бадаев сразу осунулся, сгорбился, побелел как лунь. Летом 1847 г., на 69-м году жизни, Бадаев тяжело заболел, и его положили в госпиталь. Врач Тучемский применял новейшие средства лечения, но надломленный организм мастера был к ним уже невосприимчив. Больной не вставал с кровати, почти не разговаривал. К нему приходили друзья, сослуживцы. Рядом с больным все время находилась Наталья Васильевна — его жена и верный друг. Не смыкая глаз, она самоотверженно ухаживала за Семёном Ивановичем. 21 сентября (ст. ст.) 1847 г. изобретатель литой стали скончался. Последняя запись о нем, сделанная начальником завода, на редкость многозначима: «Умер, состоя на службе». День был серым, накрапывал дождь. Дорога не просыхала, покрытая глубоким слоем грязи. В гроб, в изголовье покойного, положили кусочек его металла — литой стали. Траурная процессия шествовала за гробом, проходя улицу за улицей. Из окон избушек смотрели жители. Одни знали, кого хоронят, другие — нет. За гробом, склонив головы, шли мастеровые, чины завода — почитатели Бадаева, ценители его скромного дела. Похоронен наш знаменитый земляк в городе Воткинске в ограде Спасо-Преображенского храма.
Заключение В условиях крепостнической России Бадаев не мог получить теоретических знаний, но это не помешало ему быть новатором и глубоким исследователем. Сорок с лишним лет отдал он производству литой стали, выявлению закономерностей процессов ее получения и обработки. Необыкновенная любовь к своему делу, к своей стране помогла ему добиться признания всех крупных авторитетов в области металлургии того времени. Бадаев не имел научных трудов, не оставил после себя научной школы, но путь, проторенный нм, не зарастал почти сотню лет. Воткинский мастер стоял у истоков русского сталелитейного дела, и имя его по праву занимает первое место в истории отечественной металлургии стали.
Список литературы:
| |
Категория: Мои статьи | Добавил: главный (13.11.2020) | |
Просмотров: 346 |